Марвин

Прежде чем слезть с мотоцикла, человечек снял шлем и повесил его на руль. Мотоцикл был старый, выкрашенный черной синтетической эмалью, с прицепом на велосипедных колесах, из которого виднелись разноцветные картонки. Когда человечек подошел к дверям школы, я увидела его заячью губу. Косая линия разбивала улыбку на две неравные, обособленные кривые, и потому он понравился мне далеко не сразу.

Я пол-утра провозилась с Анитой, добиваясь от нее ответа хоть на один вопрос, а от других учеников - чтобы они оставили ее в покое. Учительствую я сорок два года. К тому времени я не проработала в школе и трех лет, но уже знала, что в деревне нравы жестче. В чистом поле хромому псу не уйти от пули. А Анита, бедняжка, была самой слабой в классе.

Ближайшее селение находилось в двадцати километрах. Дети приезжали верхом, в двуколках, кое-кто на машине. Кроме тех, кто приезжал на машине, остальные ходили в школу из-за обеда. Стряпала мать Аниты. Она резала овощи и мясо на крохотные кусочки и во все добавляла грибы. Это были коричневые, ужасно кислые шляпки, и с ними все блюда получались одинаковыми на цвет и вкус. Так фасолевый суп с требухой ничем не отличался от чечевичной похлебки. Мать Аниты, толстая упрямая сеньора, вечно ходила в полотняных сандалиях. О родной дочери она говорила, словно о чужом человеке. “Ничего ей не втолкуешь, хоть кол на голове теши, - поясняла она, награждая дочь ласковыми подзатыльниками. - Если так дальше пойдет, проку от нее в хозяйстве не будет никакого”.

В тот день дети особенно изводили Аниту. Одного даже пришлось выставить за дверь. Стояла зима. Я выглянула в окно - малыш Гастон дрожал от холода. Тогда-то и появился человечек с мотоциклом. Я видела, как он пожал мальчику руку, как поклонился ему. Затем я повернулась лицом к классу и к матери Аниты, пришедшей с вопросом. Просто невероятно, как могла эта женщина, видя на глазах дочери слезы, беспокоиться лишь о том, добавлять лук в соус или нет. В волосах Аниты висел чей-то плевок. Я заметила это, обнимая ее. Ощутила, как восьмилетний комочек жарко прижимается к моей груди. Она перейдет в следующий класс, ведь на второй год никого не оставляли. Так заведено в сельских школах. Так будет и здесь, в единственном маленьком классе, затерянном в глуши. Даже если приедут инспекторы.

- Побольше лука, поменьше грибов, - ответила я. Она вышла.

Человечек дважды постучал по стеклу. Он растирал руки. Я вышла к нему.

- Гастон, можешь вернуться в класс. - Мальчик пнул ногой камень.

- Да?

- Я маг, - сказал человечек.

Он дышал горячим паром себе на руки. Пар клубился из-под шрама, точно столб дыма. Руки были тонкие, без колец и часов.

- И что? - спросила я.

- Езжу по школам, - добавил он, - даю ученикам представление...

Прицеп у мотоцикла выглядел даже более странно, чем губа на лице человечка.

- Когда?

- Сейчас.

Я ответила, что сейчас невозможно, поскольку идет урок. Он явно разочаровался. Посмотрел на детей, притихших на мгновенье.

- Хотите, я вернусь на перемене... Или приеду потом.

Он развел руками, приоткрыв рот. Обе половинки его верхней губы змеились.

- Когда потом?

Человечек пожал плечами. Он не вернется.

- Ладно, - ответила я. - Только подождите, пока они закончат изложение. Входите, а то замерзнете.

Он согласился. Потер онемевшие руки и направился к прицепу. Выгрузил картонки. Теперь он щеголял в цилиндре, выкрашенном краской, явно оставшейся от покраски мотоцикла.

- Где можно это собрать? - поинтересовался он.

- На кухне.

Я проводила его до двери. Кухарка стояла спиной. Тем временем дети стащили у Аниты тетрадь.

- Закрываем глаза, и тетрадь появляется сама собой, - объявила я.

- Это он, это он, - кричала Анита.

Краешком глаза я увидела, как из другого конца класса девочка-первоклашка бросает ей тетрадь.

- Тихо! - велела я.

В дверях стояла мать Аниты. “Что это за господин? Какая неслыханная наглость, чмокнул меня в щеку и стащил яблоко. Я велела ему немедленно убираться, но он заявил, что это вы его прислали”.

- Позовите его.

Я открыла тетрадь Аниты на странице с изложением. На нее кто-то наступил. След подошвы, точно клеймо, отпечатался поверх строчек и детского почерка. Девочка только и успела написать “У каровы вкусное мясо”; я исправила ошибку и отыскала чистую страницу.

- Меня выгнали, - произнес человечек.

Я предложила ему сесть на свободную скамью. Он опять вышел, вернулся с двумя сборными ящиками и поставил их на пол. На одном - золотистого цвета - красовалась надпись “Марвин”; другой был ярко-красный с драконами. Человечек поставил цилиндр на крышку с драконом, а другие картонки прислонил к стене. Перед тем как сесть, он засучил рукава рубашки и показал пустую ладонь; затем резко тряхнул пальцами в воздухе и в руке оказался цветок. Гвоздичка. Гастон подошел к магу, тот что-то шепнул ему на ухо. Гастон вышел к столу и преподнес мне гвоздику. Марвин весело мне подмигнул. Я пожалела, что согласилась впустить его. Все дети, кроме Аниты, осаждали его просьбами. Мать Аниты, вне себя от ярости, снова возникла в дверях.

- Пусть скажет, куда он подевал мои луковицы.

Носок ее правой сандалии загибался над гладким цементным полом. Марвин повел бровями, когда я взглянула на него.

- Наверно, они пропали, - ответил он. Дети прыснули со смеху и запустили бумажный самолетик. Мама Аниты с ворчанием ретировалась.

- Ладно, - сдалась я. - Ваша взяла. Начинайте представление.

- Здо-о-о-рово, - завопили дети, кроме Аниты, которая все так же грызла ногти, шмыгая сопливым носом. Маг вышел вперед под свист и аплодисменты. Потребовал тишины, чтобы установить ящики.

Я села на его место. Единственный паренек из третьего класса, носивший прическу с бриллиантином, свистнул, точно подзывая лошадь. У Марвина было шесть ящиков. Три из них он поставил один на другой, соорудив башню высотой с подростка. Маг открыл три дверцы, и мы увидели, что внутри них пространство соединяется, словно в ларчике на подставке. Марвин надел цилиндр.

- Этот опыт я показываю во всех школах, от самого Асуля. Волшебное умножение голов. Вы верите в это?

- Да-а-а, - ответили дети.

- Я нет, - заявила я.

- Вы не верите? - удивился Марвин. - Странно. Учительнице следовало бы верить в умножение голов, - добавил он.

- Я не верю, поскольку не знаю, о чем идет речь.

- Все очень просто, - пояснил он. - Есть такая теория.

- Т-с-с-с, - призвала я детей к тишине.

Гастон взгромоздился на парту и крикнул: “Что у тебя с губой?” Я велела ему сесть. Он меня не послушал.

- Теория моя такова, - начал маг. - У каждого из нас не одна голова а, возможно, несколько. У мальчика может быть одна голова, чтобы влюбляться, другая - думать о родителях, третья - играть, четвертая - чтобы есть и спать. В таком случае у него будет четыре головы.

- Пять, - сказала девочка, заканчивающая седьмой класс.

Марвин посчитал на пальцах.

- Если та, что нужна ему для еды, и та, что для сна, разные, тогда и вправду пять.

Произнося это, он схватился за собственную голову, будто хотел оторвать ее от шеи.

- У меня всего одна, - воскликнула Мария, девчушка с косичками торчком.

- Но с двумя антеннками, а это, пожалуй, означает, что у тебя две головы: по одной на каждую косу.

- Нет, - обиделась девочка.

Маг улыбнулся ей своими странными губами. Благодаря этому дети ненадолго успокоились. Все, кроме Аниты, которая и так сидела спокойно, опершись правой щекой на мягкую руку.

- У кого из вас больше одной головы?

- У Чоло! - завопили несколько ребят в один голос.

Чоло являл собой мужскую версию Аниты, правда, ему уже исполнилось четырнадцать, он перешел в шестой класс и обладал огромным телом, увенчанным крупной головой с густой растительностью на щеках и подбородке.

- Двойная голова! - воскликнул маг, и все, кроме Чоло и Аниты, засмеялись. Даже я.

- У учительницы! - крикнула девочка из седьмого.

- Три головы! У барышни три головы! - продолжил Марвин, поднимая руки. Он взял деревянную указку. - Три головы - довольно, но недостаточно. Прошу тишины. Ну-ка... ну-ка... Сдается мне, что в этой школе есть кто-то, у кого на одну голову больше, кто-то с четырьмя головами... Ну-ка... - он стал прогуливаться между партами.

- Почему у тебя губа такая?.. - не унимался Гастон.

- Какая - такая? - остановился Марвин.

- Ну рваная.

- Это для двух ртов. Хорошему магу требуется два рта: один - объявлять фокус, другой - молчать о секрете. Потому они у меня и отделены, - он указал на шрам, - так я уверен в их правильной работе. С головами это порой не получается. Иногда у человека бывает несколько голов, но они слабо подсоединены к телу, даже та, что на виду, через которую надевают свитер. Часто так бывает, когда число голов переваливает за три.

Он обогнул последнюю скамью и одарил меня двуротой улыбкой. Выступление красило его. Придавало изъяну его лица нечто особенное. Он медленно направился к доске.

- Готово, - произнес маг. - Я ее нашел. Четыре головки... Имя?

Дети недовольно зашумели. Анита подняла глаза - кончик указки выбрал ее. Девочка сонно взглянула на мага. Я чуть не остановила его.

- Имя? - спросил он меня.

- Анита, - ответила я.

Она встала и, не глядя на меня, вышла вперед. Дети притихли. Я задумалась, сколь пагубным может оказаться для нее такое вмешательство, но Марвин уже поместил малышку в башню из ящиков. Все происходило само собой. Девочке вроде нравилось. Чоло выстрелил бумажным шариком, тот ударился о доску. Маг наклонился и подобрал его.

- Анита, нам шлют послание, - сказал Марвин, разворачивая бумажку. - Дважды головастик желает тебе удачи в ходе операции.

Девочка улыбнулась. “Ничего я ей не желаю”, - заорал мальчишка. Я знаками попросила его сесть и придержать язык. Марвин спросил Аниту, хорошо ли она себя чувствует.

- Да, - ответила та.

Маг бережно закрыл дверцы двух нижних ящиков. Голова девочки виднелась из последней открытой дверцы.

- Точно?

Анита пожала невидимыми плечами, во всяком случае так мне показалось, когда голова ее немного опустилась. “Лишь бы мать не вошла”, - подумала я. И суеверно скрестила пальцы.

См. далее бумажную версию.